Наконец, когда не осталось сил пошевелиться, а мысли текли медленно, словно вода ленивого пруда на водяную мельницу, Квинт накинул на себя тунику, затем поднял меня со скамьи, завернул в простыню и понес. Куда? Мне было все равно. Хоть на Северный полюс или в Священные Рощи друидов под темные очи Верховного, лишь бы с ним! Какая разница, что о нас подумали слуги, заметив мужчину с полуголой королевой бригантов на руках?
Нет, Священные Рощи отложили на другой раз, хотя я, каюсь, ненароком подумала, что неплохо бы и обвенчаться по обычаям бригантов. И дело с концом! А потом уже разбираться с его, моим племенем, какие традиции нарушили и каким богам не угодили. Вместо этого вернулись в мои покои через вход, о котором не подозревала охрана. Именно через него я ушла с рабынями в малые термы. Квинт положил меня на кровать, принес фрукты и вино, но… Мне было не до фруктов. Смотрела на него голодными глазами, ожидая продолжения того, что было в банях. Мы, пиявки, такие! Ненасытные до его объятий и его любви. Зато готовые делиться своей.
Этот раз был наполнен нежностью и лаской. Спокойными неторопливыми движениями, счастливыми вздохами, долгими поцелуями и наслаждением от неторопливой близости, когда первобытная жажда уже утолена. Затем лежала у него на груди, рассматривая красивое, расслабленное лицо мужчины, чувствуя, как он поглаживает меня по спине, завивает в кольца локоны моих длинных волос. Рассматривала его идеальное тело, пытаясь найти след от кинжала Вентурия. Не нашла. Ссадина на лице исчезла, а на плече вместо колотой раны заметила лишь тонкий белый шрам.
– Скажи мне, что ваше племя невозможно убить, – попросила я. Хотелось, чтобы он жил вечно. Потому что я – злостная собственница – не собиралась терять его, как Андрея.
– Вполне возможно, – отозвался он. – Кинжал в сердце или же утроенная доза яда. Ни наши боги, ни способность к регенерации не спасли Авелия, когда ему отрубили голову.
– Но… За что?!
– Императора низложил Сенат и приговорил к смерти двадцать дней назад. Я не знал, Аэлика. Вести на Альбион приходят с опозданием.
– Почему? – прошептала я.
– Он не сумел договориться с преторианцами. Думаю, не заплатил им столько, сколько пообещал, – Квинт вздохнул. – Он всегда был прижимист, в этот раз, видимо, это не сыграло ему на руку.
Я погладила Квинта по плечу, переживая, что он расстроен. Кажется, Авелий был его другом.
– Что теперь будет?
– Теперь? – легат усмехнулся. – Теперь будет император Проктулус Сулла. Чтобы избежать судьбы двух предшественников, он сразу же объявил себя законным сыном Марка Авелия и братом Тита Туллуса.
– Но…
– Это значит, у меня появился дядя, – усмехнулся Квинт.
Усмешка была так себе, кривая. Словно ножевая рана, нанесенная трясущейся рукой убийцы.
– Квинт, но…
– Я ему как кость в горле. Быть может, он и ублажил Сенат, и хвастает перед народом поддельной родословной, но я могу свидетельствовать, что его заявления – ложь. Поэтому он либо со мной договорится, либо заткнет рот. Я жду его следующего хода, Аэлика. Предложения, от которого не смогу отказаться – наемных убийц либо же приказа пожертвовать жизнью во имя Империи.
Мне стало не по себе. От ужаса. Животного, рожденного в глубине живота, откуда он расползался с огромной скоростью по всему телу. Словно я была матерью-волчицей, пытавшейся защитить своего сына. Черт, мужа… Нет, мужчину! Я вцепилась в него, стискивая в объятиях.
– Квинт, почему ты говоришь об этом так спокойно? Ты должен…. Черт, не знаю, что ты должен, но, прошу, будь осторожен!
– Обещаю, – ответил он. – Я буду осторожен. Придется позаботиться о безопасности своей семьи.
Уверена, он запнулся. Я тоже. Задумалась.
– Для начала тебе придется ею обзавестись, – сказала ему, наконец разжав объятия. Заставила себя успокоиться. Лежала, перебирая его черные жесткие волосы на голове. Момент такой… важный. Я не собиралась настаивать, но жутко, жутко хотелось намекнуть, что у бригантов давно трон простаивает и место короля свободно. Ну их, эти даррийские разборки!
– У меня есть семья, – улыбнулся он.
– В смысле?
– Я буду беречь свою жену, – сказал он, намереваясь перевернуть меня на спину, как совсем недавно до этого. Я вновь увидела, как темнеют его глаза. Кажется, мысль о жене привела его в возбуждение. Такое явное, твердое возбуждение, которое коснулось моего живота, готовое скользнуть…
Что значит жена?! Меня же эта мысль привела в негодование. Такое, что я потеряла дар речи, вместе со способностью дышать, мыслить и существовать. Он женат! Женат!
– Уйди! – сказала ему, отталкивая от себя, выбираясь из-под завалов мощного мужского тела. По сравнению с ним я была маленькой и хрупкой, но негодование придало сил, полоснуло болью в груди. – Как ты мог?!
Черт, черт! Он, оказывается, женат! Лежит в моей постели и делает вид, что не понимает причину моего возмущения.
– Убирайся, – сказала ему. – Не хочу тебя видеть! Никогда! Я думала, твоя жена умерла и ты свободен. А ты…
Почему-то он заулыбался, словно я сказала что-то крайне смешное.
– Аэлика!
– Иди ты… – хотела послать, но не смогла. Почему же так больно? Словно из груди вырвали кусок сердца, забыв перед этим вколоть анестезию.
– Ты неправильно поняла!
Все! Я завизжала. Он не собирался уходить, а пытался объясниться. Не хочу ничего слышать! Раз так, то я сама уйду. Выбралась из постели, в два шага добежала до низкого разлапистого столика с ножками, словно у осьминога. Схватила серебряное блюдо с фруктами и запустила в мужчину. Первые весенние яблоки весело поскакали по мраморным полам, с накиданными на них циновками и шкурами животных. Мне весело не было. Не попала. Ничего, сейчас я его вазой!..